Существует две точки отсчета истории возникновения профессии «юрист». Они довольно близки по времени.

Одна история — это Ронкальский сейм 1158 года. На нем император призывает профессоров Болонского университета, профессоров права, которые до этого живут практически автономно от реальной юридической практики и занимаются просто толкованием древних текстов, чтобы они не силой приказа императора, а силой внешнего объективного права урегулировали его взаимоотношения с городами. Это более или менее удается болонским профессорам, за что в благодарность император Священной Римской империи начинает финансировать университеты.

Вторая история связана с Великой хартией вольностей 1215 года, увидевшей свет в Британии и ставшей фундаментом для права на суд равных.

Кто такой в этой ситуации юрист? Юрист в этой ситуации — это рассказчик, человек, который может увязать в единую, логически непротиворечивую историю последовательность событий. Более того, собрать подтверждения. К примеру, этот межевой камень стоял здесь всегда, это подтверждают эти свидетели и те документы; этот межевой камень был перенесен моим оппонентом тогда-то, что подтверждается теми-то свидетелями и так далее.

Представим себе, что у нас на дворе XIII век. С грамотностью не очень... Да и просто связанная и логичная речь, которая не перебивается, например, личной аргументацией к качествам оппонента, его семейной биографии и степени его законнорожденности, — задача предельно сложная. И типовому участнику процесса это, как правило, не под силу. И в этот момент, как говорит нам Никлас Луман, появляется право. И в этот момент право становится аутопоэтичным, чтобы даже в ситуации спора мелкого землевладельца с королем право оставалось вне этих границ хотя бы не с точки зрения источника (королевского решения или акта парламента, если речь идет о Великобритании), но хотя бы с точки зрения языка и профессионалов, которые его используют.

В этот момент автономия юридической профессии оказывается фундаментом минимального равенства. Основанием того, что личный авторитет, личная сила, личное влияние сторон будут в какой-то степени нивелированы, чтобы суд между епископом и простым человеком не превращался в обвинение простого человека в том, что он покушается на святую церковь, к примеру.

Как сейчас принято думать, рождение юридической профессии — это действительно одно из важнейших условий эффективного развития Западной Европы в первую очередь и североамериканского континента, условно говоря, до Новейшего времени, условно до конца Первой мировой войны.

Институт более или менее автономного аутопоэтичного юридического обеспечения всякой деятельности сыграл большую роль. Поэтому автономия юридической профессии, отдельная система образования, жесткие требования были необходимы.

В завершение пара слов о критике, которая озвучивается сейчас. Что делают юристы (кстати, заметим в скобках, так же, как и врачи) с точки зрения современных исследований?

Наряду с тем, что они сохраняют и охраняют относительную автономию своего поля, которое, видимо, является необходимым, но вряд ли достаточным условием поддержания относительного баланса прав между потенциальными участниками процесса, в разной степени квалифицированными.

Во-первых, юристы борются за юридикализацию все большего и большего количества полей. В России, например, это очень хорошо видно по юридикализации государственного управления. Огромное количество ситуаций вместо того, чтобы разрешаться через простое решение (сделайте то-то и то-то), разрешается через нормативное регулирование, через его бесконечное умножение.

Во-вторых, юристы делают все более жесткими правила доступа в свою сферу.

Все больше сфер, где ту или иную вещь может сделать только юрист, и все сложнее этим юристом стать. Это как раз ситуация нероссийская, это больше ситуация англо-американского, меньше — западноевропейского мира, но, если мы посмотрим на то, как изменился bar exam, дающий право заниматься, практиковать право в Америке за последние сто лет, мы увидим невероятное ужесточение правил.

В-третьих — и это уже показали нам исследования тоталитарных и авторитарных режимов второй половины XX века, — устойчивость этой системы, устойчивость юридической автономии очень мала. Юристы очень легко поступаются своей автономией и начинают создавать ее иллюзию, более или менее служа авторитарному режиму и легитимируя его законом.

И, наконец, очень часто юридическая профессия подменяет служение закону служением своим сиюминутным корпоративным интересам, очень часто усложнение и большая закрытость можно объяснить, как показывают исследования, исключительно сиюминутными интересами корпорации, а не дальнейшим развитием этого института.

Источник материала: видеолекция «Юридическая профессия» Кирилла Титаева, ведущего научного сотрудника Института проблем правоприменения Европейского университета в Санкт-Петербурге.